Новости всё Мода - iCity.life Краснодар

Что это за игра и зачем она дизайнерам, разбиралась Вера Попова

В1980-х ассистенты в модных Домах ­зарабатывали мало, и потому, когда молодой бельгиец, работавший на Готье, решил основать собственную марку, студией ему служила небольшая каморка под самой крышей. Мебель он искал на блошиных рынках, там же, где и старые вещи, которые распарывал, перекрашивал и сшивал заново. Бедного, но талантливого ассистента звали Мартин Маржела, а метод, ставший его изобретением, в fashion-мире был определен по-научному емким словом «деконструкция».

Маржела не появлялся на публике почти 30 лет и давно не участвует в жизни своего бренда. Он живет в родной Бельгии с мужем и собаками и занимается современным искусством. Тем не менее сегодня сложно представить другого исчезнувшего с радаров дизайнера, которого цитировали бы чаще. Это не Демна Гвасалия придумал пиджаки с огромными плечами, а Раф Симонс был далеко не первым, кто надел на платья моделей прозрачные чехлы из химчистки. Но самым впечатляющим букетом интерпретаций обернулась именно идея деконструкции.

Ann Demeulemeester	Maison Margiela

В 1980-х и 1990-х она была естественной реакцией на чрезмерное богатство, кричащую одежду Джанни Версаче и Клода Монтана. Конечно, в роскоши нет ничего плохого, но вспомните реальность тех непростых декад — сплошные вой­ны, путчи, падение стен и экономики.

Ann Demeulemeester	Maison Margiela

Британка Симон ­Роша раскладывает по частям классические тренчи и блузки, присоединяя к ним элементы платьев. Эстебан Кортазар не щадит белый хлопок, создавая рваные рубашки, которые скрещивает с коротким топом и джинсовым комбинезоном. Бельгиец Гленн Мартенс из Y/Project строит свои коллекции на одной лишь деконструкции — родись он на 20 лет раньше, мог бы входить в ту самую «шестерку из Антверпена».

Simone Rocha

Впрочем, его подход более современен: он не просто ставит опыты над классическими элементами гардероба, придумывая креативные гибриды, но и делает вещи функциональными. Брюки, словно в известном фильме, превращаются в элегантные шорты, а рубашка легко становится корсетом.

Maison Martin Margiela, 2007

Первые деконструктивисты шли по стопам супрематизма — удаляли избыточность, упрощали силуэты, ограничивали палитру, концентрировались на чистоте форм. Вспомните картину Малевича «Женщина с граблями»: платье героини словно разделено на две половины — одна стерильно белая, чистый холст; другая — разобрана на составляющие, как цветной конструктор. Спустя почти сотню лет, в 2017-м, работа с тканью скорее напоминает игру — простая рубашка будет выглядеть скучно, давайте добавим к ней часть бомбера; бежевый тренч есть у всех, поэтому сделаем из него «чудовище Франкенштейна», разложив все части выкройки в хаотичном порядке.

Съемка ELLE, 2015

Стоит уточнить: в деконструкции сегодня больше нет переработки, в коллекциях не используется ­старая перешитая одежда, а каждая вещь — сама по себе шедевр. Обусловленная нуждой идея Маржелы отлично уживается и с роскошью, и с избыточным декором — как, например, у Симон Роша. Времена изменились? Вовсе нет. Изменились мы — и авторы, и потребители. Нам надоело прогибаться под каждым ударом, на каждое потрясение мы реагируем не меланхолией, а смелым оружием — чувством юмора и оптимизмом. Деконструция отлично вписывается в новые методы борьбы. «В сложные времена мода должна быть эпатажной», — говорила Эльза Скьяпарелли, и сейчас мы с ней согласны как ­никогда.

Казимир Малевич. Женщина с граблями. 1930–1931